“Nahema Is A Weapon Of Mass Destruction”
I have never heard Terry Wasser speaking so frankly. At least, I hope he is frankly in this interview. Please read it in Persolaise. As for me, I am happy to own some of that dangerous weapon. You can find my review on Nahema here.
8 April
Cruel Gardenia: desperately beautiful.
Diaghilev Roja Dove
Diaghilev is a result of the collaboration between London’s Victoria and Albert Museum and the best British perfumer Roja Dove. This scent was dedicated to the exhibition Diaghilev and the Golden Age of the Ballets Russes 1909–1929. Originally released in limited edition of 1000 bottles, nowadays Diaghilev is being produced with a price tag of 750 pounds per flacon.
Sergei Diaghilev loved Mitsouko Guerlain. The scent was born in 1919. By that time the Ballets Russes existed for six years and had great success. Mitsouko became a permanent companion in a touring life of a ballet impresario for ten years, up till his death in 1929. This story has inspired Roja Dove to create his Diaghilev.
Diaghilev Roja Dove is not like any other Mitsouko that I have tried. Even at it’s most tense point Mitsouko remains soft and plump. Neither the sharpness of bergamot, nor the rigid base of moss revoke her melancholic nonchalance: “will eat a peach if I want and won’t if I don’t”. The stretch in the bergamot-moss splits is effortless. Mitsouko is yin, condemned to perfection by the Nature.
Diaghilev is a man’s territory. It’s a youthful energy, seething vitality, a body sacrificed to art. All muscles and ligaments are strained, every fiber is obeying the laws of classical dance. Diaghilev – all in gold and brocade, in phantasmagoric light of hesperides, deposit of Guerlinade, backed by heavy velvet curtains made of roses, benzoin, and moss – is performing his dance about the sun, summer meadow, and youth that seems eternal.
Diaghilev will never become a part of my perfume routine (1000 bottles, 750 pounds)… But how wonderful would it be, when the dark curtain of November falls, enjoy it’s golden dance.
_________________________________
Diaghilev – результат сотрудничества лондонского музея Виктории и Альберта и лучшего британского парфюмера Рожа Дова. Аромат был приурочен к выставке “Дягилев и Золотой век Русского балета, 1909–1929″. Изначально выпущенный ограниченным тиражом в 1000 флаконов, сейчас Diaghilev выпуcкается в концентрации парфюм по цене 750 фунтов за флакон.
Серж Дягилев любил Mitsouko Guerlain. Аромат появился на свет в 1919 году. К тому времени труппа Русского балета существовала шесть лет, и успешно гастролировала. Mitsouko стала постоянным спутником кочевой жизни балетного импрессарио на протяжении десяти лет до его смерти в 1929 году. Этот факт и вдохновил Рожа на создание своего Дягилева.
Diaghilev Roja Dove не похож ни на одну из Мицук, которые мне доводилось попробовать. Mitsouko, даже в самой напряженной точке композиции, остается мягкой и округлой. Ни острота бергамота, ни жесткая подложка из мха не отменяют ее меланхоличной вальяжности: “захочу – съем персик, захочу – не съем”. Растяжка в бергамотово-мховом шпагате достигается без усилий, как бы невзначай. Митсуко это инь, обреченный на совершенство природой.
Diaghilev – это мужская территория. Это юношеская энергия, клокочущая жизненная сила, тело, принеcенное в жертву искусству. Все мышцы и связки в напряжении, каждая фибра подчиненна законам классического танца. Дягилев – весь в золоте и парче, в фантасмагорическом свете гесперидов, герлинадных роcсыпях, на фонe тяжелых бархатных занавесей из роз, бензоина и мха, танцует свой танец о солнце, о летнем луге, и о юности, которая кажется вечной.
Дягилев никогда не станет частью моей парфюмерной рутины (1000 флаконов, 750 фунтов…). А как было бы прекрасно, когда падает черный занавес ноября, любоваться его золотым танцем.
Diaghilev Roja Dove (Roja Dove, 2009): bergamot, orange, lime, lemon, cumin and tarragon; jasmine, rose, black currant, heliotrope, peach, tuberose, violet and ylang-ylang; vetyver, patchouli, vanille, cedar, cloves, guaiac wood, nutmeg, oak moss, sandalwood, ambrette (musk mallow), benzoin, civet, labdanum, leather, musk, peru balsam and styrax.
Guerlain 2012
Народная мудрость
Своему ежегодному визиту “к Герлену” я не могу найти рационального объяснения. Особенно после того, как в прошлом году я обнаружила его в состоянии тихого запустения. Кажется это такая маркетинговая стратетия: развалить, а потом сделать просто нормально. И публика придет в восхищение. Я чуть не плакала от радости.
Итак, L’Art et la Matière во всей своей красе.
Белужья так называемая кожа. И зачем я ей там набрызгалась? Вот она, сила искусства инсталляции.
А это новый аромат в серии: Myrrhe & Délires. Сладко-фруктово-бальзамично. “Guerlain even compares it to the rare and sombre Djedi, the only completely unsweetened Guerlain perfume, but here modernized, rounded and made easy-to-wear with fruity notes of grapefruit, pear, apricot and rose.” Такой у нас теперь Djedi. Феерический цинизм и подмена ценностей. Но я-то Ленина видела знаю, как должен пахнуть Djedi. Спасибо Ляле!
Коллекцию L’Art et la Matière разместили аж три раза. Эта фотография ради столика. А паркет-то какой! Раньше здесь стояли кресла и книги. А сейчас – проходите товарищи, не задерживайтесь!
Derby detect. Для Леночки С.
А на первом этаже я обнаружила вот что.
Жестяные коробочки. Мне почему-то напомнили колумбарий. Но эти надписи – чистая поэзия!
Телеграфной строкой: персонал прекрасный, Ландыш скучный. Паркет забыть не могу.
Nahéma Guerlain
Big Bang: Nahéma Guerlain.
The need for roses is like the need for bread. It is an eternal olfactory value. When at a flea market I saw a miniature perfume Nahéma Guerlain (copyright 1979) on a plastic bed of obscene pink color, I didn’t doubt even for a moment: pink roses haunt my mind since autumn, but our flower shops still don’t have the roses of a size and color that I need.
Nahéma starts sweet, viscous, as if it’s stretching itself. A bit of bergamot sharpness, a bit of velvety geranium leaves – and a shiver runs through your relaxed body. Above that you could recognize outlines of rose petals. They flash in front of your eyes, as if in a rapid motion. Their name is a legion. Nahéma warms up quickly and shrouds you like a cocoon. That cocoon is the size of the Universe. Its internal heat reserve seems to be inexhaustible. Every time I experience this start I have a feeling that I’m sitting in a boat that’s been pushed off from a shore to eternity.
And in eternity the rose sun in its zenith. A sphere shaped out of uniform, plastic rose-apricot substance, dense and sparse at the same time. How could that be? – Ask Jean-Paul. The sun has cold hyacinth prominences and a sandal-benzoin core. Sometimes I’m being brought back to reality by ghosts of rose oil. But even Sun has its spots. Roses in Nahéma got their second life. Raw material transformed into something new, amazingly rigid. Outlines are blended together, silhouettes are indistinct. Nahéma has nothing that could make you wonder what it’s made of.
In Nahéma, you’ll find accumulated energy of the midday sun. Feeling of safety and serenity, when it’s so easy to let your guard down. Nahéma is decadence. Absolute yin. The unbearable lightness of life.
________________________________________
Потребность в розах – как потребность в хлебе. Это вечная ольфакторная ценность.
Когда на блошином рынке я увидела миниатюру духов Nahéma Guerlain (копирайт 1979 года) на ложе из пластика непристойно-розового цвета, я не сомневалась ни минуты: мне с осени не дают покоя розовые розы, но в наши цветочные лавки никак не завезут цветы нужного мне цвета и размера.
Nahéma cтартует сладко, тягуче, будто потягиваясь. Немного остроты бергамота, бархатных листьев герани – мелкая дрожь пробегает по расслабленному телу. Еще различимы очертания розовых лепестков. Они мелькают перед глазами, как в ускоренной съемке. Имя им – легион. Nahéma быстро согревается и окутывает собой, как коконом. Кокон этот размером с Вселенную. Запас внутреннего тепла в ней кажется неисчерпаемым. Каждый раз, когда я переживаю этот старт, у меня такое чувство, будто я сижу в лодке, которую оттолкнули от берега в вечность.
А в вечности – розовое солнце в зените. Шар, слепленный из однородной, пластичной розово-абрикосовой массы, плотной и воздушной одновременно. Как такое возможно – спросите у Жан-Поля. У солнца холодные гиацинтовые протуберанцы и сандалово-бензоиновое ядро. Иногда меня возвращают в реальность призраки розового масла. Но и на солнце бывают пятна. В Nahéma розы обрели вторую жизнь. Сырой материал переработан в нечто новое, удивительно цельное. Очертания слились, силуэты неразличимы. В Nahéma нет ничего, что заставляло бы думать о том, как это сделано.
В Nahéma – аккумулированная энергия полуденного солнца. Чувство безопасности и безмятежности, в котором так легко потерять бдительность. Nahéma – это декаданс. Абсолютный инь. Невыносимая легкость бытия.
Nahéma Guerlain (Jean-Paul Guerlain, 1979): bergamot, mandarin, rose; rose, peach, cyclamen, lily; vanilla, sandalwood, vetiver, and benzoin.
68 Avenue des Champs-Élysées
Sacred bee
Mitsouko Guerlain
Попытка объять необъятное: Mitsouko Guerlain.
“In a sweet though slightly hoarse voice the girl made an announcement which sounded rather cryptic but which, judging from the faces of the women in the stalls, was very enticing: “Guerlain, Chanel, Mitsouko, Narcisse Noir, Chanel Number Five, evening dresses, cocktail dresses…””
Mikhail Bulgakov “The Master and Margarita”
Peaches in moss. This image, as concise as a Japanese haiku, was my first impression of Mitsouko. It remained the same until I got my own bottle of an old EDT. And then it all began!
Over the last month I was starting to write about Mitsouko several times. But every time I deleted everything. It was difficult to capture and translate into words the diversity of the scent that hides behind its apparent simplicity. And I’m not sure that I got it right now. I could have waited until impressions evolve into something more mature. But Mitsuko behaves as though it has almost no time left. And I wear it every day, as though that day is the last one. I could only obey and pay awed tribute to it.
As the other scents of this concentration from Guerlain, Mitsouko is very versatile and flexible. But while the dynamics of Vol de Nuit is built horizontally, Mitsouko’s is vertical. From the bottle, it smells of bergamot and moss at the same time. The top and the very bottom have folded into the same plane, showing its chypre id, like a passport. But on a skin the components, previously arranged like a pile of cards, stretch into a vertical structure all the way up to the stratosphere. Oak moss could drag anyone into a dungeon, but here bergamot holds the entire composition on the surface, even in the base keeping it from falling into the netherworld.
I don’t even know what I like in Mitsouko most: the rapid bergamot acceleration, the freeze at zero-gravity point of warm creme rose that follows, or infinitely beloved abstract-naturalistic Guerlain’s peaches? And what thrills me the most: when, at a junction of peach and rose, there appears an illusion of white honey colored skin, or that soft fall into the dark embrace of moss?
Mitsouko is a perfection from the first note till the last. It’s an absolutely narcotic scent. You want it more and more, and can’t stop that. And at the same time it has something incomprehensible. Mitsouko is like a woman you love, but with whom you speak different languages.
_________________________________________________________
Персики во мхах. Такой лаконичный, как японское хайку, образ сложился у меня о Mitsouko. Он оставался неизменным, пока у меня не появился свой флакон старой туалетки. И завертелось!
За последний месяц несколько раз начинала писать о Mitsouko, но каждый раз стирала. Многообразие аромата, скрывающееся за его кажущейся простотой, оказалось очень сложно уловить и передать словами. Не уверена, что это получилось сейчас. Можно было подождать, когда впечатления оформятся в что-то более зрелое, но Mitsouko ведет себя так, будто у нее осталось очень мало времени: я ношу ее почти каждый день, как будто каждый день – последний. Мне остается лишь только подчиниться и отдать причитающуюся ей дань.
Как и другие аромата Герлена в этой концентрации, Mitsouko очень пластична и подвижна. Но если динамика Vol de Nuit выстраивается по горизонтали, то Mitsouko – это вертикаль. Из флакона пахнет бергамотом и мхом одновременно. Верх и самое дно сложились в одной плоскости, предъявляя свою шипровую идентификацию как паспорт. Но на коже сложеные в стопку, как игральные карты, компоненты выстраиваются в вертикаль, растягиваясь до самой стратосферы. Дубовый мох кого угодно затащит в подземелье, здесь же бергамот удерживает всю композицию на поверхности, не давая ей провалиться в царство мертвых даже к базе.
Даже не знаю, что в Мitsouko мне нравится больше: стремительный бергамотовый разгон, последующее замирание в точке невесомости теплой кремовой розы или бесконечно любимые абстрактно-натуралистичные герленовские персики? И что больше щекочет нервы: когда на стыке персика и розы появляется иллюзия кожи aka skin цвета белого меда или мягкое падение в темные объятья мха?
Mitsouko – это совершенство с первой до последнией ноты. Это абсолютно наркотический аромат. Его хочется еще и еще, и невозможно оторваться. Но в то же время есть в нем что-то неподдающееся пониманию. Мitsouko как любимая женщина, с которой ты, увы, всегда останешься на “Вы”.
Mitsouko Guerlain (Jacques Guerlain, 1919): Bergamot, Lemon, Mandarin, Neroli; Peach, Rose, Clove, Ylang-Ylang, Cinnamon; Oakmoss, Labdanum, Patchouli, Benzoin, Vetiver.
Vol de Nuit Guerlain
The flight theme that I started with En Avion didn’t let me go for the whole October. I got a bottle of eau de toilet Vol de Nuit back in summer, and I was trying to understand what could be “flying” in this powderish, galbanum-aldehydic fragrance? And where is the “night” among these clean, almost squeaking white flowers? Yes, I was looking for a meaning in creation. Guilty, but what do I do, if they both (the meaning and the creation) are so beautiful?
To me, green white flower fragranses match the beauty of early spring, rather than autumn. I can’t remember what made me try Vol de Nuit on one of October’s days, but in that cold and dry wind (very rare in our seaside climate!) Vol de Nuit showed its green grin, stretched its aldehydic wings, and took off. Instead of a tired cloud settling down on my shoulders, powder left an ultrasonic trail behind my back. What moonlike vibrations it has!
Vol de Nuit needs at least a little bit of coldness. It is a nocturnal animal which can’t stand bright light. In the top notes of the fragrance there is a sharp and steel-cold verdancy. Dagger whistles past the ear and disappears in a see of white flowers. There’s a narcissus with its narcotic pollen, and harsh, almost crunchy aldehydic hyacinth, and clouds of non-indolic jasmine. It’s better not to look for it there – you’ll get hurt. Iris powder, tonka bean and vanilla are sparkling in the white-blue-green moonlight, as in Kuindzhi’s paintings. In the base – blackness of moss and white amber charcoal, scorching – cool. Not an ash, but salt emerges from it, so I want to lick my hand to believe it’s not an illusion.
Vol de Nuit’s character largely depends on its concentration. Guerlain’s vintage eaux de toilette are flexible, mobile and plastic. Vol de Nuit combines lightness and density, that’s what I love about old Guerlain EDTs. Its fragile beauty defies eternity and violates laws of physics. Night flight comes to end, but the ringing trail of Vol de Nuit seems to be endless.
I spent couple of weeks in the country this summer. It was so dark in the night, that my hand, stretched forward so that I won’t run into a closet (inside) or a tree (outside), was disappearing in a darkness somewhere around the elbow. But when the moon appeared, you could see every leaf. I needed to escape somewhere with no electricity, to see, how dark an August night could be. And I needed to wear Vol de Nuit on a windy autumn day to feel how hot my blood really is.
________________________________________________________
Тема полетов, начавшаяся с En Avion, не отпускала меня весь октябрь. Флакон старой тулаетки Vol de Nuit появился у меня еще летом. Тогда я пыталась понять, что летящего этом пудровом, гальбанумно-альдегидном аромате? А что ночного в этих чистых, до скрипа белых цветах? Да-да, я искала замысел в творении. Грешна, но что поделаешь, если они оба (замысел и творение) так прекрасны?
Зеленые белоцветочные ароматы больше ассоциируются с хрустальной красотой ранеей весны, чем с осенью. Уже не вспомню, что заставило меня надеть Vol de Nuit в один из октябрьских дней, но на холодном сухом (такая редкость в нашем морском климате!) ветру Vol de Nuit показал свой зеленый оскал, расправил белоснежные альдегидные крылья и взлетел. Пудра уже не ложилась усталым облаком на плечи, а ультразвуковым шлейфом свистела за спиной. А какие лунные у нее вибрации!
Vol de Nuit необходимо хоть немного прохлады. Это ночной зверь, не терпящий яркого солнца. В верхних нотах аромат– острая и холодная, как сталь, зелень. Кинжал со свистом пролетает мимо уха и исчезает в море белых цветов: здесь и нарцисс с его одурманивающей пыльцой, и резкий, до альгедидного хруста, гиацинт, и клубы неиндольного жасмина. Лучше не искать его там – поранитесь. Ирисовая пудра, боб тонка, ваниль искрятся в лунном свете, бело-сине-зеленом, как на картинах Куинджи. В базе аромата – чернота мха и белые амбровые угли, обжигающе-холодные. На них проступает не пепел, а соль, да так, что хочется лизнуть руку, чтобы удостовериться, что это не иллюзия.
Характер Vol de Nuit во многом обусловлен концентрацией. Туалетные воды Guerlain гибки, подвижны и пластичны. В Vol de Nuit cочетается легкость и плотность, за что я так люблю старые герленовские туалетки. Его хрупкая красота бросает вызов вечности и попирает законы физики. Прерывается ночной полет, но звенящий шлейф Vol de Nuit кажется бесконечным.
Летом я провела несколько недель на даче. Ночью там было так темно, что моя рука, которую я вытягивала перед собой, чтобы не напороться на шкаф (в доме) или дерево (в саду), пропадала в черноте где-то на уровне локтя. Зато когда поднималась луна, можно было пересчитать каждый лист. Нужно было уехать туда, где нет электричества, чтобы увидеть, как может быть светло черной автустовкой ночью. И нужно было надеть этот холодный аромат ветренным осенним днем, чтобы почувствовать, какая на самом деле горячая у меня кровь.
Vol de Nuit Guerlain (Jacques Gueralin, 1933) : orange, bergamot, lemon, mandarin, petitgrain, galbanum, sage, aldehydes violet, rosewood, palmarosa, jasmine, jonquil/daffodil, pimento; Vanilla, benzoin, Peru balsam, musk, cedarwood, orris, tonka bean, oakmoss, agarwood, sandalwood, vetiver, ambergris, castoreum.
Pois de Senteur de Chez Moi Caron
Саша Черный (1880-1932)
Pois de Senteur de Chez Moi Caron
The fashion for sweet peas began at the end of the Victorian epoch, after Scottish nurseryman Henry Eckford managed to grow various species of this plant. Thanks to the miracles of cross-breeding, sweet pea, Lathyrus Odoratа started to delight not only with its scent, but also with its color and shape. Before WWII, perfumes based on sweet pea were being released by many houses, although I know for sure only about Guerlain’s.
I got to try Pois de Senteur, created by Jacques Guerlain in 1917. The lantern bottle was 75 years old, however its contents were in better condition than photos from my grandmother’s youth. The fragrance smelled amazingly young. Not only it’s great condition but the very fact of its existence were surprising. Pois de Senteur did not fit my idea of the perfumes from that time. It didn’t have any characteristics I associated with the classics, powder, aldehydes, a classical base. If it was launched today, it would have been an ideal Aqua Allegoria. Pois de Senteur Guerlain is transparent, vibrant and clean. It’s a light, laughing scent of summery flowers not burdened by honey or pollen…just a little bit of fresh greenery as a bonus. Very few aromas, when tried only once, leave in my memory such vivid impressions. Pois de Senteur Guerlain managed that.
Pois de Senteur de Chez Moi Caron is as similar to its predecessor as the moon is to the sun. Despite the seemingly rustic quality of the perfume, the action takes place not in the great outdoors, among grasses and flowers, but in the shade inside of a house. Powder, present in every Caron scent, does not let my imagination leave its walls. The sun barely penetrates heavy curtains. The room is cool and semi-dark. You can’t contain Pois de Senteur Guerlain inside by closing the doors, it will jump out of the window. Caron’s Pois de Senteur will pour over books and day-dream, once in a while glancing at a humble bouquet of sweet peas in a porcelain vase. I wasn’t therefore surprised to see an ad from 1929: on a vanity table next to a perfume bottle there is an ornate vase with slender branches of sweet peas. Tt’s nice to know that I think alike the marketing people from the era of Art Deco.
From its top notes, Pois de Senteur follows two themes, one is rough and dark, the other vivid, smooth like silk and floral. I am grateful to the creators and keepers of the fragrance for not employing the cliche trick of many soliflores, a hesperidic start. I must specify that I am talking about the modern parfum. Instead of citruses, I smell strange bitterness reminiscent of the odor of over-ripe seeds of peas (regular peas, Lathyrus sativus, seeds of sweet peas are poisonous!) and maybe just a hint of bergamot. Pois de Senteur Caron contains so much “Mousse de Saxe” that, smelled in passing, it can be mistaken for Tabac Blond, and I sometimes smell in it Nuit de Noel. It is this accord that gives the perfume the trademark twilight quality of the Carons, its depth and chilliness. Through this accord, as if through a dark veil, seeps the smell of sweet pea, clear as a voice of a 5 year old, the smell molded out of hyacinths, roses, lilies of the valley and jasmin. It is molded so well that one would think sweet peas can be distilled. I would lie if I said that I hear a solo song of each of this flowers. But the duet of jasmine and rose is beautiful. Rose-jasmine, jasmine-rose, the communicating vessels of perfumery, create an unusual distortion and flexibility of the space. How many olfactory illusions have they created! How? This is beyond my understanding. In Pois de Senteur Caron, like in the Guerlain, I smell neither honey nor pollen. it must have been shaken off while the flowers were carried home. There is a roughness and a powderiness, but it is dark and mossy. In the morning, there is left on my skin a delicate, sandalwoody-vanillic, creamy undertone, like a glance into yesterday. At that stage, Pois de Senteur is probably the closest to Nuit de Noel.
Pois de Senteur wears the best in humid warm weather, when the sky is about to get dark from heavy, stormy clouds. That darkness, just like the darkness of a boudoir, is not depressing. Rain will fall and the sun will shine again. Summer days are so long! I wear Carons when I want to pause on my way. Carons are nostalgic and might seem old fashioned to some. But they don’t return you to the past. They just stop the marathon of the days for a bit and allow you to feel the present moment. They are real and they the right now.
__________________________________________________________
Мода на душистый горошек возникла на излете Викторианской эпохи, когда услиями шотландского селекционера Хенри Экфордa было выведено множество разновидостей этого растения. Благодаря чудесам селекции душистый горошек, Lathyrus Odoratа, стал удивлять не только своим запахом, но и цветом и формой. Вплоть до Второй мировой войны духи на тему душистого горошка выпускали многие дома, но мне достоверно известно только о Горошках Guerlain.
Мне довелось попробовать Pois de Senteur, cозданный Жаком Герленом в 1917 году. Флакону-фонарику на тот момент было около 75 лет, но его содержимое сохранилось лучше, чем фотографии времен молодости моей бабушки. Аромат был поразительно юн. Удивляла не только его сохранность, но и сам факт его существования. Pois de Senteur не вписывался в мои представления об ароматах того времени. В нем не было ничего из того, что у меня ассоциируется с классикой: ни пудры, ни альдегидов ни какой-бы там ни было классической базы. Если бы его сделали сейчас, это была бы идеальная Aqua Allegoria. Pois de Senteur Guerlain прозрачен, звонок и чист. Это легкий, хохочущий аромат летних цветов, не обремененных ни медом, ни пыльцой, лишь немного свежей зелени в придачу. Редкие ароматы, попробованные лишь однажды, оставляют у меня в памяти такие яркие впечатления. Но Pois de Senteur Guerlain это удалось.
Pois de Senteur de Chez Moi Caron похож на своего герленовского предшественника, как луна на солнце. При всей кажущейся рустикальности аромата его действие происходит не на природе среди трав и цветов, а в тени дома. Пудра, присутствующая в каждом аромате Caron, не дает моему воображению покинуть его стены. Все знают, как неудобны эти совершенные пудры в использовании за пределами туалетного столика. Солнце едва проникает сквозь тяжелые гардины. В комнате царит прохлада и полумрак. Это Горошек Герлена не удержишь в доме ни запретами, ни запертыми дверями – выпрыгнет в окно. А горошек Карона будет прилежно корптеть над книгами и мечтать, время от времени бросая взгляд на скромный букетик душистого горошка в фарфоровой вазе. Поэтому я совсем не удивилась, увидев рекламу духов 1929 года: на туалетном столике рядом с флаконом духов стоит причудливая ваза с тоненькими веточками душистого горошка. Приятно, что с креативщиками эпохи арт-деко мы мыслим одинаково.
С первых нот в Pois de Senteur прослеживаются две темы: шершавая, темная и яркая, гладкая как шелк, цветочная. Я благодарна создателю и хранителям аромата, которые не стали применять банального приема многих цветочных солифлоров – гесперидного старта. Оговорюсь, что речь идет о современных духах. Вместо этого я чувствую в них странную горечь, напоминающую вкус перезрелых семян гороха (огордного, Lathyrus sativus, семена душистого горошка ядовиты!) и может быть чуточку бергамота. В Pois de Senteur Caron так много “Mousse de Saxe”, что посторонний нос может его принять за Tabac Blond, а мне в нем иногда чудится Nuit de Noel. Именно этот аккорд придает аромату знаменитую кароновскую сумеречноть, глубину и прохладу. Сквозь его темную вуаль пробивается чистый, как голос пятилетнего ребенка, запах душистого горошка, слепленный из гиацинтов, роз, ландышей и жасмина. Слепленный так ладно, что можно подумать, что из горошка научились получать полноценное парфюмерное сырье. Я скривлю душой, если скажу, что слышу партию каждого из этиих цветов. Но дует розы и жасмина не может не восхищать. Роза – жасмин, жасмин – роза, сообщающиеся сосуды парфюмерии, создают необыкновенную кривизну и пластичность пространства. Сколько ольфакторных иллюзий было ими создано! Как? Это до сих пор выше моего понимания. В Pois de Senteur Caron, как и Guerlain, я не слышу ни меда, ни пыльцы. Наверное она опала, пока цветы несли домой. Есть шершавость и пудровость, но она темная и мшистая. Утром от аромата остается нежное, сандалово-ванильное, кремовое послевкусие, как взгляд во вчерашний день. В этой точке, пожалуй, Pois de Senteur наиболее близок к Nuit de Noel.
Pois de Senteur лучше всего носить в душную влажную погоду, когда небо среди бела дня вот-вот потемнеет от тяжелых грозовых туч. Эта темень, как и темень дамского будуара, совсем не угнетает. Дождь прольется и опять будет солнце. Летом дни так длинны! Я ношу Кароны, когда мне хочется сделать паузу в пути. Кароны ностальгичны и кому-то могут казаться старомодными. Но они не возвращают в прошлое, нет. Они лишь приостанавливают гонку дней и дают прочувствовать текущий момент времени. Они – настоящие.
Pois de Senteur de Chez Moi (Ernest Daltroff, 1927): hyacinth, rose, cyclamen; jasmine, lily-of-the-valley, musk, sandalwood, virginia cedar, vanilla and lime.