Rose Helena Renaissance and Rose Etoile de Hollande
Rose Helena Renaissance (Denmark, 1997) and Rose Etoile de Hollande (The Netherlands, 1931)
Two and half years ago I planted the Rose Etoile de Hollande as a tribute to Mona Di Orio. This year the rose broke into bloom for the first time.
Rose Etoile de Hollande Mona di Orio
Do you know what “perfume bout” is? When did it happen to you last time? Since I got hold of a flacon of Rose Etoile de Hollande, I have hard time detaching myself from it. I’m afraid to be surfeited with it, and I can’t get satiated. One wants to inhale this scent in its entiriety, in one go, and at the same time split it by the airflow into notes.
Rose Etoile de Hollande is a portrait of a rose in her natural environment: rose with her transparent buds, magnificent flowers, pollen on the hairy legs of buzzing among the flowers bumblebees; rose with dark green leaves, crawling on her stems bugs, soil with the fallen withered petals; rose with the drops of rain, drying under the sun; rose between the wild-growing wild grass, juicy peaches and murky moss in a shadow of trees; rose with a sea breeze tangled in her stems and a sieve of a starry night, fooling down on earth after a sultry day.
Rose Etoile de Hollande opens with an explosion of softly tickling bergamot. I seem to feel rough leaves of geranium and hairy skin of a ripe peach. Gradually, scarlet rose fills all the space. In her canvas interwoven wet, salty wood and slightly sweet bensoin, velvet heliotrope and resinous vanilla. Somewhere in the shadow stay pachouli and carnation are standing guard. Aldehydes give away their presence through the action: the scent stays above the heart chakra, despite it’s dark side.
The scent remains in constant movement. It disperses into billion of pieces, and then gathers itself into the whole again. You could observe all stages of that process at the same time, as if all your life passes in front of you within a moment. Rose Etoile de Hollande is cosubstantial. She’s universal, as in “Universe”. Rose is not dominating in this scent, but everything is subordinate to her. She is that fifth element that is so needed for the harmony in the Cosmos. The world capitulates to her beauty. And I capitulate too.
Life shuffles the cards in such a strange way! “Etoile de Hollande” is the name of a breed of roses that Mona was studying for many years. This was a favorite rose of her teacher – Edmond Roudnitska. In Holland raised the perfume star of Mona. This country became a new home for her. The life is even more ephemeral than a smell! I seem to see her smile in Rose Etoile de Hollande. The scent full of life that is stronger than death: in front of our eyes the supernova is born – Etoile de Hollande.
P.S. My gratitude to Jeroen Oude Sogtoen for the Stars of Holland, both Mona and Rose.
_______________________________________________________________________________
Вы знаете, что такое запой? Как давно это с вами случалось? С тех пор, как в моих руках появился флакон Rose Etoile de Hollande, я с трудом себя от него отрываю. Боюсь пресытиться и не могу насытиться. Этот аромат хочется вдыхать целиком, одним вдохом, и в тоже время разбивать его потоками воздуха на ноты.
Rose Etoile de Hollande – это портрет розы в ее естественном окружении; розы с ее прозрачными бутонами, пышными цветами, пыльцой на лапах жужжащих над цветами шмелей; розы с темно-зелеными листьями, ползающими по ее стеблям букашками, землей, на которую падают увядшие лепестки; портрет розы в каплях дождя, высыхающих на солнце; розы среди дикорастущих трав, сочных персиков и сумрачных мхов в тени деревьев; розы с морским ветром, путающимся в ее стеблях, и решетом звездной ночи, падающей на землю после знойного дня.
Rose Etoile de Hollande отрывается взрывом нежно щекочущего бергамота. Мне чудятся шершавые листья герани и такой же мохнатый бок спелого персика. Постепенно алая роза заполняет все пространство. В ее канву вплетены влажное соленое дерево и сладковатый бензоин, бархатный гелиотроп и смолистая ваниль. Где-то в тени на страже стоят пачули и гвоздика. Альдегиды выдают свое присутствие через действие: аромат не опускается ниже сердечной чакры, несмотря на свою темную сторону.
Аромат находится в непрерывном движении. Он то рассыпается мириадом частиц, то снова собирается в единое и неделимое целое. Одновременно можно наблюдать все стадии этого процесса, как будто вся твоя жизнь проносится перед тобой в одно мгновенье. Rose Etoile de Hollande едина во всех своих лицах. Она универсальна от слова “Universe”. Роза в аромате не доминирует, но здесь все ей подчинено. Она – тот пятый элемент, которого не хватает для вселенской гармонии. Мир добровольно капитулирует перед ее красотой. Капитулирую и я.
Жизнь так странно тасует колоду! Etoile de Hollande – название сорта роз, аромат которого Мона изучала в течение многих лет. Это были любимые розы ее учителя, Эдмона Рудницки. В Голландии взошла парфюмерная звезда Моны. Эта страна стала для нее новым домом. Жизнь еще более эфемерна, чем запах. Мне видится в Rose Etoile de Hollande ее улыбка. Аромат, в котором столько жизни, сильнее смерти: на наших глазах родилась сверхновая Etoile de Hollande.
Rose Etoile de Hollande Les Nombres d’Or Collection Mona di Orio(Mona di Orio, 2012): Bergamot from Calabria, White Peach, Heliotropine, Bulgarian & Turkish Rose, Geranium from Egypt, Clove, Patchouli, Cedar from Virginia & Atlas, Vanilla from Madagascar, Bezoin from Siam, Ambre, Baume de Perou.
Picture from monadiorio.com
Nahéma Guerlain
Big Bang: Nahéma Guerlain.
The need for roses is like the need for bread. It is an eternal olfactory value. When at a flea market I saw a miniature perfume Nahéma Guerlain (copyright 1979) on a plastic bed of obscene pink color, I didn’t doubt even for a moment: pink roses haunt my mind since autumn, but our flower shops still don’t have the roses of a size and color that I need.
Nahéma starts sweet, viscous, as if it’s stretching itself. A bit of bergamot sharpness, a bit of velvety geranium leaves – and a shiver runs through your relaxed body. Above that you could recognize outlines of rose petals. They flash in front of your eyes, as if in a rapid motion. Their name is a legion. Nahéma warms up quickly and shrouds you like a cocoon. That cocoon is the size of the Universe. Its internal heat reserve seems to be inexhaustible. Every time I experience this start I have a feeling that I’m sitting in a boat that’s been pushed off from a shore to eternity.
And in eternity the rose sun in its zenith. A sphere shaped out of uniform, plastic rose-apricot substance, dense and sparse at the same time. How could that be? – Ask Jean-Paul. The sun has cold hyacinth prominences and a sandal-benzoin core. Sometimes I’m being brought back to reality by ghosts of rose oil. But even Sun has its spots. Roses in Nahéma got their second life. Raw material transformed into something new, amazingly rigid. Outlines are blended together, silhouettes are indistinct. Nahéma has nothing that could make you wonder what it’s made of.
In Nahéma, you’ll find accumulated energy of the midday sun. Feeling of safety and serenity, when it’s so easy to let your guard down. Nahéma is decadence. Absolute yin. The unbearable lightness of life.
________________________________________
Потребность в розах – как потребность в хлебе. Это вечная ольфакторная ценность.
Когда на блошином рынке я увидела миниатюру духов Nahéma Guerlain (копирайт 1979 года) на ложе из пластика непристойно-розового цвета, я не сомневалась ни минуты: мне с осени не дают покоя розовые розы, но в наши цветочные лавки никак не завезут цветы нужного мне цвета и размера.
Nahéma cтартует сладко, тягуче, будто потягиваясь. Немного остроты бергамота, бархатных листьев герани – мелкая дрожь пробегает по расслабленному телу. Еще различимы очертания розовых лепестков. Они мелькают перед глазами, как в ускоренной съемке. Имя им – легион. Nahéma быстро согревается и окутывает собой, как коконом. Кокон этот размером с Вселенную. Запас внутреннего тепла в ней кажется неисчерпаемым. Каждый раз, когда я переживаю этот старт, у меня такое чувство, будто я сижу в лодке, которую оттолкнули от берега в вечность.
А в вечности – розовое солнце в зените. Шар, слепленный из однородной, пластичной розово-абрикосовой массы, плотной и воздушной одновременно. Как такое возможно – спросите у Жан-Поля. У солнца холодные гиацинтовые протуберанцы и сандалово-бензоиновое ядро. Иногда меня возвращают в реальность призраки розового масла. Но и на солнце бывают пятна. В Nahéma розы обрели вторую жизнь. Сырой материал переработан в нечто новое, удивительно цельное. Очертания слились, силуэты неразличимы. В Nahéma нет ничего, что заставляло бы думать о том, как это сделано.
В Nahéma – аккумулированная энергия полуденного солнца. Чувство безопасности и безмятежности, в котором так легко потерять бдительность. Nahéma – это декаданс. Абсолютный инь. Невыносимая легкость бытия.
Nahéma Guerlain (Jean-Paul Guerlain, 1979): bergamot, mandarin, rose; rose, peach, cyclamen, lily; vanilla, sandalwood, vetiver, and benzoin.
Rouge Hermès
Rouge Hermès
Hermes perfumes occupy a special niche. Only a few houses could boast such constant product quality. This consistency costs a lot, but sometimes it plays a cruel joke on the house, as in the case of Rouge. Fragrantica reports that Rouge Hermes was created in 1984 as Parfum d’Hermes, and reincarnated in 2000 as Rouge. I don’t understand where this confusion came from. Rouge and Parfum d’Hermes are different scents, and I can’t say that one is a reformulation of another, even approximately. This could be easily proven in any Hermes boutique. Both perfumes are still produced successfully.
Nowadays, when the real quality is not in fashion, Rouge Hermes can be rightfully called old-fashioned. The scent seduces with the correctness of its composition and a feeling of serenity that comes from it. It is correct, but not at all boring. There is nothing in Rouge that is deliberate, nothing “too much”. Although I could honour any Hermes perfume with this characteristic.
Rouge Hermes opens with bitter, throat-scratching aldehydes. A barely perceptible hint of aldehyde bitterness is felt throughout the development of the aroma. At the heels of the aldehydes, there slowly drops a soft heavy curtain made of flowers, where rose is dominant. This dense, iris-powdered red rose is completely lacking any traces of fruit notes. Usually flower notes give perfume succulence and moisture, but thanks to iris, it stays dry and even a little bit rough. The base of Rouge is hot, wood-resin, with the same familiar bitterness and roughness.
I do not divide perfumes into day and evening ones, but I feel more comfortable in Rouge during the day. I wear this perfume with pleasure on cold and dark weekdays. In the evening, I miss emotional expressiveness it can’t give. And this is not surprising. It is difficult to neglect aristocratic restraint formed over many generations. I found a complement to the Rouge, though not that noble, but it perfectly compensates for that cute imperfection – Rose de Nuit Serge Lutens. Both scents are in the same sector of a colour spectrum, rose dominates in both of them, but Rose de Nuit is far less sensible.
_______________________________________________________
Ароматы Hermes занимают в парфюмерию особую нишу. Мало какой дом может похвастаться таким неизменным качеством выпускаемой продукции. Это постоянство дорогого стоит, но иногда оно играет с домом злую шутку, как в случае с Rouge. Fragrantica сообщает, что Rouge Hermes был создан в 1984 году как Parfum d’Hermes и реинкарнирован в 2000 году как Rouge. Мне сложно понять, откуда возникла такая путаница. Rouge и Parfum d’Hermes – разные ароматы, и назвать один переформулировкой другого я не могу даже с большой натяжкой. В этом можно легко убедиться в любом бутике Hermes. Оба аромата продолжают успешно выпускаться.
В наше время, когда настоящее качество уже давно не в моде, Rouge Hermes можно по праву назвать старомодным. Аромат подкупает выверенностью композиции и ощущением покоя, который от него исходит. Он правильный, но ни в коем случае не скучный. В Rouge нет ничего нарочитого, ничего “чересчур”. Впрочем, этой характеристикой я могу наградить почти все ароматы Hermes.
Rouge Hermes открывается горькими, царапающими горло альдегидами. Привкус едва уловимой альдегидной горечи чувствуется на протяжении всего звучания аромата. Следом за альдегидами медленно опускается мягкий, тяжелый занавес из цветов, среди которых доминирует роза. Эта густая, припорошенная ирисовой пудрой, красная роза напрочь лишена каких-либо следов фруктовых нот. Цветочные ноты как правило придают ароматам сочности и влажности, но благодаря ирису аромат остается сухим и даже немного шершавым. База в Rouge горячая, древесно-смолистая, все с той же знакомой горечью и шероховатостью.
Я не разделяю ароматы на дневные и вечерние, но мне комфортнее в Rouge именно днем. Я с удовольствием ношу этот аромат в холодные и темные будни. Для вечера мне в нем не хватает эмоциональной экспрессивности. И это не удивительно: аристократической выдержкой, которая формировалась на протяжении не одного поколения, не так уж и просто пренебречь. Я подобрала к Rouge комплиментарную пару, пусть не такого благородного происхождения, зато прекрасно компенсирующую этот милый недостаток: Rose de Nuit Serge Lutens. Оба аромата расположены в одной части цветового спектра, в обоих доминирует роза, но Rose de Nuit гораздо менее рассудительна.
Rouge Hermes: ylang ylang, rose, cedar, sandalwood, Bourbon vanilla, spices, resins, myrrh, labdanum ciste.
Mitsouko Guerlain
Попытка объять необъятное: Mitsouko Guerlain.
“In a sweet though slightly hoarse voice the girl made an announcement which sounded rather cryptic but which, judging from the faces of the women in the stalls, was very enticing: “Guerlain, Chanel, Mitsouko, Narcisse Noir, Chanel Number Five, evening dresses, cocktail dresses…””
Mikhail Bulgakov “The Master and Margarita”
Peaches in moss. This image, as concise as a Japanese haiku, was my first impression of Mitsouko. It remained the same until I got my own bottle of an old EDT. And then it all began!
Over the last month I was starting to write about Mitsouko several times. But every time I deleted everything. It was difficult to capture and translate into words the diversity of the scent that hides behind its apparent simplicity. And I’m not sure that I got it right now. I could have waited until impressions evolve into something more mature. But Mitsuko behaves as though it has almost no time left. And I wear it every day, as though that day is the last one. I could only obey and pay awed tribute to it.
As the other scents of this concentration from Guerlain, Mitsouko is very versatile and flexible. But while the dynamics of Vol de Nuit is built horizontally, Mitsouko’s is vertical. From the bottle, it smells of bergamot and moss at the same time. The top and the very bottom have folded into the same plane, showing its chypre id, like a passport. But on a skin the components, previously arranged like a pile of cards, stretch into a vertical structure all the way up to the stratosphere. Oak moss could drag anyone into a dungeon, but here bergamot holds the entire composition on the surface, even in the base keeping it from falling into the netherworld.
I don’t even know what I like in Mitsouko most: the rapid bergamot acceleration, the freeze at zero-gravity point of warm creme rose that follows, or infinitely beloved abstract-naturalistic Guerlain’s peaches? And what thrills me the most: when, at a junction of peach and rose, there appears an illusion of white honey colored skin, or that soft fall into the dark embrace of moss?
Mitsouko is a perfection from the first note till the last. It’s an absolutely narcotic scent. You want it more and more, and can’t stop that. And at the same time it has something incomprehensible. Mitsouko is like a woman you love, but with whom you speak different languages.
_________________________________________________________
Персики во мхах. Такой лаконичный, как японское хайку, образ сложился у меня о Mitsouko. Он оставался неизменным, пока у меня не появился свой флакон старой туалетки. И завертелось!
За последний месяц несколько раз начинала писать о Mitsouko, но каждый раз стирала. Многообразие аромата, скрывающееся за его кажущейся простотой, оказалось очень сложно уловить и передать словами. Не уверена, что это получилось сейчас. Можно было подождать, когда впечатления оформятся в что-то более зрелое, но Mitsouko ведет себя так, будто у нее осталось очень мало времени: я ношу ее почти каждый день, как будто каждый день – последний. Мне остается лишь только подчиниться и отдать причитающуюся ей дань.
Как и другие аромата Герлена в этой концентрации, Mitsouko очень пластична и подвижна. Но если динамика Vol de Nuit выстраивается по горизонтали, то Mitsouko – это вертикаль. Из флакона пахнет бергамотом и мхом одновременно. Верх и самое дно сложились в одной плоскости, предъявляя свою шипровую идентификацию как паспорт. Но на коже сложеные в стопку, как игральные карты, компоненты выстраиваются в вертикаль, растягиваясь до самой стратосферы. Дубовый мох кого угодно затащит в подземелье, здесь же бергамот удерживает всю композицию на поверхности, не давая ей провалиться в царство мертвых даже к базе.
Даже не знаю, что в Мitsouko мне нравится больше: стремительный бергамотовый разгон, последующее замирание в точке невесомости теплой кремовой розы или бесконечно любимые абстрактно-натуралистичные герленовские персики? И что больше щекочет нервы: когда на стыке персика и розы появляется иллюзия кожи aka skin цвета белого меда или мягкое падение в темные объятья мха?
Mitsouko – это совершенство с первой до последнией ноты. Это абсолютно наркотический аромат. Его хочется еще и еще, и невозможно оторваться. Но в то же время есть в нем что-то неподдающееся пониманию. Мitsouko как любимая женщина, с которой ты, увы, всегда останешься на “Вы”.
Mitsouko Guerlain (Jacques Guerlain, 1919): Bergamot, Lemon, Mandarin, Neroli; Peach, Rose, Clove, Ylang-Ylang, Cinnamon; Oakmoss, Labdanum, Patchouli, Benzoin, Vetiver.
En Avion Caron
I am not too fond of perfume legends. The scent should be able to talk about itself, if it has something to say, of course. But the story of En Avion, just like Vol de Nuit Guerlain, has touched me so much that, for the first time, I wanted to become blonde. And you would agree that this is serious coming from a woman who, deep down inside, feels darker than she is. And it’s not that dark haired women can’t fly a plane. It’s just that a plane and a blonde is so pretty!
En Avion doesn’t leave time for thinking. Low, fast start of the piercing, windy fleur d’orange, bitter, snappy leaves in your face. In the rose-carnation, tight and solid blend, everything drowns: the shy jasmine, resins and even amber. In that battle, Goliath wins. An illusion of the warm and soft leather is created thanks to the thickness of the animalic notes and moss. The combination of carnation and rose makes a reference Tabac Blond. Despite the fact that I only have Tabac Blond in EDT, I feel it is more relaxed and leisurely than En Avion parfum. Тabac Blond gets stuck in the vanilla-civet phase, while En Avion, in rapid motion, displays all nuances of its development.
I love En Avion the most in dry, hot weather. When the surplus of sweetness has evaporated, the perfume becomes laconic and black, liike stripes on a cheek of a Native American Indian, like a dress, from which they torn off the lace. Having said that, in the sweet stage of its development, En Avion warms one up so well during the cold days.
En Avion is indispensable when you need to create a distance between yourself and other people, between yourself and the world, the distance with the part of you for which you don’t have time right now. En Avion does that within seconds. And that’s not because someone might not like your smell. A drop of perfume on your wrists doesn’t change the olfactive picture of the world, it changes your emotions. The main thing is, while keeping the distance, not to steer off the course.
_________________________________________________________
Я не очень люблю парфюмерные легенды. Запах должен говорить сам за себя, если ему, конечно, есть что сказать. Но история создания En Avion Caron, впрочем как и Vol de Nuit Guerlain, трогает меня настолько, что мне впервые в жизни захотелось стать блондинкой. А это, согласитесь, серьезная заявка от женщины, в душе которой цвет волос еще чернее, чем он есть на самом деле. И дело не в том, что темноволосые женщины не могут водить самолет. Даже наоборот: первые женщины, покорившие небо, были именно брюнетками. Но самолет и блондинка – это так красиво!
En Avion не оставляет времени на раздумья. Низкий, быстрый старт пронзительно-ветреного флердоранжа, горькие хлесткие листья в лицо. Фиалке, с ее легким дыханием, все сложнее заглатывать воздух. В розово-гвоздичном, тугом и плотном сплаве тонут все: и робкий голос жасмина, и смолы, и даже амбра. В этой схватке Голиаф побеждает. Аллюзия теплой и мягкой кожи создается за счет плотности животных нот и мха. Сочетание гвоздика-кожа отсылает к Tabac Blond. Несмотря на то, что Tabac Blond для сравнения у меня только в ЕDT, он гораздо вальяжней и медлительней духов En Avion. Тabac Blond застывает в ванильно-циветной фазе, в то время как En Avion с калейдоскопической скоростью проносит мимо всю свою тяжелую артиллерию.
Больше всего мне нравится как En Avion звучит в сухую жаркую погоду. Когда испаряются излишки сладости, он становится лаконичен и черен, как полосы камуфляжа на щеке индейца, как платье, с которого оборвали кружево. Впрочем, в своей сладкой ипостаси En Avion прекрасно согревает промозглыми осенними днями.
En Avion незаменим, когда нужно увеличить дистанцию между собой и людьми, между собой и миром, дистанцию с той с частью себя, на которую сейчас не хватает времени. С En Avion это достигается в считанные секунды. И дело не в том, что кому-то может не понравиться ваш запах. Капля духов на запястьях не меняют ольфакторной картины мира, но меняют самоощущение. Главное, соблюдая дистанцию, не сбиться с курса.
En Avion Caron (Ernest Daltroff, 1929): Rose, Neroli, Spicy Orange; Jasmine, Carnation, Lilac, Violet; Opoponax, Amber, Musk, Wood.
Margaret Bourke-White by unknown photographer, 1942
Rose de Nuit Serge Lutens
Еще один колокольчиковый Лютанс, который в восковой пробе на коже был далек от реальности. Более того, за те два раза, что мне удалось попробовать его из пробирки, он звучал совершенно по-разному. Сначала аромат сел Белой Замшей, сквозь которую пробивалась роза. Со временем роза становилась все громче, не теряя при этом сливочно-замшевого привкуса и мягкости. Поскольку Daim Blond я очень люблю, то такое развитие парфюма меня очень воодушевило.
Я читала отзывы об Rose de Nuit как о шипровом аромате. После второй пробы я поняла, что имелось в виду. От замши не осталось и следа. Ночная Роза показала себя шикарным розовым шипром, но увы – медовым. Примеры медовых шипров, которые я не могу носить: современный Sikkim Lancôme и Soir de Lune Sisley. По стилю аромат напомнил мне что-то из начала девяностых. Он мог бы прекрасно вписаться в линейку люксового бренда. Не могу не отметить его сходство с L’Arte Gucci (1991). Аромат Гуччи уже давно снят с производства и сейчас является предметом парфманьяческих поисков. Rose de Nuit может стать утешением для любителей L’Arte, хотя понимаю, что для истинных поклонников достаточно слабым. Пожалуй единственное, что отличает Ночную Розу от люксовых парфюмов, это отсутствие “гламурного напряжения”, и для меня это большой плюс.
Rose de Nuit показалась мне очень необычным для Шелдрейка парфюмом. Его работы более интровертные, сдержанные, мистичные. Красоте Ночной розы необходима публика, она создана чтобы блистать и ослеплять. Поиски в сети подтвердили мои подозрения. Ее автор – парфюмер Жиль Ромей (Gilles Romey). В его послужном списке Rocabar Hermes (1998), Jil Sander Jil (1997), Rococo Joop! (2001), Cerruti Pour Home Cerruti (2007). Время создания Rose de Nuit я тоже прочувствовала точно – 1993 год. Аромат прочно ассоциируется с модой того периода. Самую подходящую картинку нашла у Chanel (Haute Couture 1996, фотограф Карл Лагерфельд), но в качестве иллюстрации к этому парфюму мне хотелось бы видеть платье от Ив Сен Лорана с огромным бантом под глубоким декольте на спине.
Rose de Nuit (Gilles Romey, 1993): Turkish rose, yellow jasmine, apricot, amber, musk, sandalwood, chypre, beeswax.