Mitsouko Guerlain
Попытка объять необъятное: Mitsouko Guerlain.
“In a sweet though slightly hoarse voice the girl made an announcement which sounded rather cryptic but which, judging from the faces of the women in the stalls, was very enticing: “Guerlain, Chanel, Mitsouko, Narcisse Noir, Chanel Number Five, evening dresses, cocktail dresses…””
Mikhail Bulgakov “The Master and Margarita”
Peaches in moss. This image, as concise as a Japanese haiku, was my first impression of Mitsouko. It remained the same until I got my own bottle of an old EDT. And then it all began!
Over the last month I was starting to write about Mitsouko several times. But every time I deleted everything. It was difficult to capture and translate into words the diversity of the scent that hides behind its apparent simplicity. And I’m not sure that I got it right now. I could have waited until impressions evolve into something more mature. But Mitsuko behaves as though it has almost no time left. And I wear it every day, as though that day is the last one. I could only obey and pay awed tribute to it.
As the other scents of this concentration from Guerlain, Mitsouko is very versatile and flexible. But while the dynamics of Vol de Nuit is built horizontally, Mitsouko’s is vertical. From the bottle, it smells of bergamot and moss at the same time. The top and the very bottom have folded into the same plane, showing its chypre id, like a passport. But on a skin the components, previously arranged like a pile of cards, stretch into a vertical structure all the way up to the stratosphere. Oak moss could drag anyone into a dungeon, but here bergamot holds the entire composition on the surface, even in the base keeping it from falling into the netherworld.
I don’t even know what I like in Mitsouko most: the rapid bergamot acceleration, the freeze at zero-gravity point of warm creme rose that follows, or infinitely beloved abstract-naturalistic Guerlain’s peaches? And what thrills me the most: when, at a junction of peach and rose, there appears an illusion of white honey colored skin, or that soft fall into the dark embrace of moss?
Mitsouko is a perfection from the first note till the last. It’s an absolutely narcotic scent. You want it more and more, and can’t stop that. And at the same time it has something incomprehensible. Mitsouko is like a woman you love, but with whom you speak different languages.
_________________________________________________________
Персики во мхах. Такой лаконичный, как японское хайку, образ сложился у меня о Mitsouko. Он оставался неизменным, пока у меня не появился свой флакон старой туалетки. И завертелось!
За последний месяц несколько раз начинала писать о Mitsouko, но каждый раз стирала. Многообразие аромата, скрывающееся за его кажущейся простотой, оказалось очень сложно уловить и передать словами. Не уверена, что это получилось сейчас. Можно было подождать, когда впечатления оформятся в что-то более зрелое, но Mitsouko ведет себя так, будто у нее осталось очень мало времени: я ношу ее почти каждый день, как будто каждый день – последний. Мне остается лишь только подчиниться и отдать причитающуюся ей дань.
Как и другие аромата Герлена в этой концентрации, Mitsouko очень пластична и подвижна. Но если динамика Vol de Nuit выстраивается по горизонтали, то Mitsouko – это вертикаль. Из флакона пахнет бергамотом и мхом одновременно. Верх и самое дно сложились в одной плоскости, предъявляя свою шипровую идентификацию как паспорт. Но на коже сложеные в стопку, как игральные карты, компоненты выстраиваются в вертикаль, растягиваясь до самой стратосферы. Дубовый мох кого угодно затащит в подземелье, здесь же бергамот удерживает всю композицию на поверхности, не давая ей провалиться в царство мертвых даже к базе.
Даже не знаю, что в Мitsouko мне нравится больше: стремительный бергамотовый разгон, последующее замирание в точке невесомости теплой кремовой розы или бесконечно любимые абстрактно-натуралистичные герленовские персики? И что больше щекочет нервы: когда на стыке персика и розы появляется иллюзия кожи aka skin цвета белого меда или мягкое падение в темные объятья мха?
Mitsouko – это совершенство с первой до последнией ноты. Это абсолютно наркотический аромат. Его хочется еще и еще, и невозможно оторваться. Но в то же время есть в нем что-то неподдающееся пониманию. Мitsouko как любимая женщина, с которой ты, увы, всегда останешься на “Вы”.
Mitsouko Guerlain (Jacques Guerlain, 1919): Bergamot, Lemon, Mandarin, Neroli; Peach, Rose, Clove, Ylang-Ylang, Cinnamon; Oakmoss, Labdanum, Patchouli, Benzoin, Vetiver.
Vol de Nuit Guerlain
The flight theme that I started with En Avion didn’t let me go for the whole October. I got a bottle of eau de toilet Vol de Nuit back in summer, and I was trying to understand what could be “flying” in this powderish, galbanum-aldehydic fragrance? And where is the “night” among these clean, almost squeaking white flowers? Yes, I was looking for a meaning in creation. Guilty, but what do I do, if they both (the meaning and the creation) are so beautiful?
To me, green white flower fragranses match the beauty of early spring, rather than autumn. I can’t remember what made me try Vol de Nuit on one of October’s days, but in that cold and dry wind (very rare in our seaside climate!) Vol de Nuit showed its green grin, stretched its aldehydic wings, and took off. Instead of a tired cloud settling down on my shoulders, powder left an ultrasonic trail behind my back. What moonlike vibrations it has!
Vol de Nuit needs at least a little bit of coldness. It is a nocturnal animal which can’t stand bright light. In the top notes of the fragrance there is a sharp and steel-cold verdancy. Dagger whistles past the ear and disappears in a see of white flowers. There’s a narcissus with its narcotic pollen, and harsh, almost crunchy aldehydic hyacinth, and clouds of non-indolic jasmine. It’s better not to look for it there – you’ll get hurt. Iris powder, tonka bean and vanilla are sparkling in the white-blue-green moonlight, as in Kuindzhi’s paintings. In the base – blackness of moss and white amber charcoal, scorching – cool. Not an ash, but salt emerges from it, so I want to lick my hand to believe it’s not an illusion.
Vol de Nuit’s character largely depends on its concentration. Guerlain’s vintage eaux de toilette are flexible, mobile and plastic. Vol de Nuit combines lightness and density, that’s what I love about old Guerlain EDTs. Its fragile beauty defies eternity and violates laws of physics. Night flight comes to end, but the ringing trail of Vol de Nuit seems to be endless.
I spent couple of weeks in the country this summer. It was so dark in the night, that my hand, stretched forward so that I won’t run into a closet (inside) or a tree (outside), was disappearing in a darkness somewhere around the elbow. But when the moon appeared, you could see every leaf. I needed to escape somewhere with no electricity, to see, how dark an August night could be. And I needed to wear Vol de Nuit on a windy autumn day to feel how hot my blood really is.
________________________________________________________
Тема полетов, начавшаяся с En Avion, не отпускала меня весь октябрь. Флакон старой тулаетки Vol de Nuit появился у меня еще летом. Тогда я пыталась понять, что летящего этом пудровом, гальбанумно-альдегидном аромате? А что ночного в этих чистых, до скрипа белых цветах? Да-да, я искала замысел в творении. Грешна, но что поделаешь, если они оба (замысел и творение) так прекрасны?
Зеленые белоцветочные ароматы больше ассоциируются с хрустальной красотой ранеей весны, чем с осенью. Уже не вспомню, что заставило меня надеть Vol de Nuit в один из октябрьских дней, но на холодном сухом (такая редкость в нашем морском климате!) ветру Vol de Nuit показал свой зеленый оскал, расправил белоснежные альдегидные крылья и взлетел. Пудра уже не ложилась усталым облаком на плечи, а ультразвуковым шлейфом свистела за спиной. А какие лунные у нее вибрации!
Vol de Nuit необходимо хоть немного прохлады. Это ночной зверь, не терпящий яркого солнца. В верхних нотах аромат– острая и холодная, как сталь, зелень. Кинжал со свистом пролетает мимо уха и исчезает в море белых цветов: здесь и нарцисс с его одурманивающей пыльцой, и резкий, до альгедидного хруста, гиацинт, и клубы неиндольного жасмина. Лучше не искать его там – поранитесь. Ирисовая пудра, боб тонка, ваниль искрятся в лунном свете, бело-сине-зеленом, как на картинах Куинджи. В базе аромата – чернота мха и белые амбровые угли, обжигающе-холодные. На них проступает не пепел, а соль, да так, что хочется лизнуть руку, чтобы удостовериться, что это не иллюзия.
Характер Vol de Nuit во многом обусловлен концентрацией. Туалетные воды Guerlain гибки, подвижны и пластичны. В Vol de Nuit cочетается легкость и плотность, за что я так люблю старые герленовские туалетки. Его хрупкая красота бросает вызов вечности и попирает законы физики. Прерывается ночной полет, но звенящий шлейф Vol de Nuit кажется бесконечным.
Летом я провела несколько недель на даче. Ночью там было так темно, что моя рука, которую я вытягивала перед собой, чтобы не напороться на шкаф (в доме) или дерево (в саду), пропадала в черноте где-то на уровне локтя. Зато когда поднималась луна, можно было пересчитать каждый лист. Нужно было уехать туда, где нет электричества, чтобы увидеть, как может быть светло черной автустовкой ночью. И нужно было надеть этот холодный аромат ветренным осенним днем, чтобы почувствовать, какая на самом деле горячая у меня кровь.
Vol de Nuit Guerlain (Jacques Gueralin, 1933) : orange, bergamot, lemon, mandarin, petitgrain, galbanum, sage, aldehydes violet, rosewood, palmarosa, jasmine, jonquil/daffodil, pimento; Vanilla, benzoin, Peru balsam, musk, cedarwood, orris, tonka bean, oakmoss, agarwood, sandalwood, vetiver, ambergris, castoreum.
Shalimar Guerain
White balls in the air: Shalimar Guerlain
For my first review on Perfume-Smellin’ Things, I wanted to choose a special fragrance. Searching for it in my olfactory library, I came to a conclusion that only Shalimar by Guerlain can be such a fragrance. However, when I started to write, I realized that I bit more that I can chew. To analyze Shalimar within a perfume paradigm is a huge task. This review is an attempt to discuss Shalimar within the limits of my personal space. Shalimar was my first vintage perfume, which I bought five years ago at a perfume market. A couple of months ago I acquired a bottle approximately thirty years of age, the perfect preservation and eternal youth of which could be envied by any woman. During these year, the fragrance became an intrinsic part of my perfume wardrobe and life. Moreover, it turned into an important part of my personal life and home.
It so happened that, compelled by an unknown force, I started to wear Shalimar every Sunday. It was strange on my part to give one day a week to the same scent. Shalimar behaved strangely too. It didn’t care that I was going to fight the entropy of my home life and demanded shoes, pink suede shoes with high heels. With time, it became less picky and was satisfied by a traditional Sunday morning coffee with croissants. And even didn’t mind my ironing. I think the reason is the fact that the aromas of freshly brewed coffee, baked goods and lavender linen water suited it perfectly. And Shalimar knew it, of course. But it left no doubt in my mind that Shalimar was a perfume with a character.
Shalimar became so familiar to me that its legend, the story of its creation, various ad images faded into the background. Although, this is not quite true. My Shalimar has the face of Shalom Harlow. This is one of the perfumes which I have been wearing for such a long time that, just like it would be the case with a close relative, it is difficult for me to describe it in detail. Oriental, luxurious, feminine, these words became definitions from an encyclopedia and bar no significance for me anymore. I will, however, try to dissect Shalimar, attempting to discover a secret of its power.
The beginning of the perfume is vivid and short, like a flash. Bergamot and lemon are blended into one element, iridescent like mercury. Guerlain perfumes are famous for their seamlessness. Hesperidic overture sounds on me for a short time. It serves as a trampoline for the consecutive flight of other players. After the smooth, polished, cold citruses, appears tonka bean and stays until the end. With all its many facets, my Shalimar is an ode to tonka. And when resins and balms are warmed up by my skin, tonka bean is hovering over them, like a warm, shaggy white ball thrown in the air. I am less lucky with flowers. As mush as I wear Shalimar, neither rose nor jasmine have shown up on my skin even once. This classic duet is irreplaceable in the composition and is present there invisibly, like its fifth element. I would have loved to smell it at least for a moment in Shalimar, in its earthly, not ephemeral hypostasis. Having said that, there is no luck of earthly and sensual in the old parfum. But the most precious part is hidden in the very bottom. In my first bottle of Shalimar everything died, except for amber. But that was the most beautiful amber of all I have ever smelled. It was dry and hot like sand, and yet fluffy and moist, with an ozonic-iodine undertone. A sea breathed through Shalimar’s amber. Shalimar added a much needed warmth and sensuality to our cold and gray North Sea. Ever since, I love to wear Shalimar by the sea. And to throw white balls in the air.
__________________________________________________________
Для своего первого ревью в Perfume-Smellin’ Things я хотела выбрать особенный аромат. Перебрав в его поисках свою ольфакторную библиотку, я пришла к выводу, что этим особенным ароматом может быть только Shalimar Guerlain в старых духах. Но, начав писать, я поняла, что замахнулась на необъятное. Рассматривать Shalimar в парадигме парфюмерии это непосильный труд. Это ревью – попытка ограничить Shalimar в рамками личного пространства. Shalimar были моими первыми винтажными духами, который я купила пять лет назад на парфюмерно бирже. Пару месяцев тому назад у меня появился новый флакон духов примерно тридцатилетней давности, сохранности и вечной молодости которых позавидует любая женщина. За эти годы аромат плотно прижился в моем гардеробе и стал неотъемлимой частью моей парфюмерной жизни. Более того, он стал важной частью моей личной жизни и быта.
Случилось так, что ведомая какой-то непонятной силой, я стала надевать Shalimar по воскресеньям. С моей стороны было довольно странно один день неделю отдавать одному и тому же аромату. Shalimar вел себя тоже весьма экстравагантно. Его не волновало, что я собиралась заниматься борьбой с энтропией быта и требовал к себе туфли, замшевые розовые туфли на каблуках. Со временем он стал менее придирчив к окружению и довольствовался спокойным часом за традиционным воскресным утренним кофе с круасанами. И даже соглашался на глажку белья. Думаю, все дело в том, что ароматы сваренного кофе, свежей выпечки и лавандовой воды для белья с ним прекрасно гармонировали. И он об этом, конечно же, знал. В том, что Shalimar очень характреный аромат, у меня не осталось сомнений.
Shalimar стал настолько родным, что его легенда, история создания, многочисленные рекламные образы постепенно отошли на второй план. Впрочем, это не совсем так. У моего Шалимара лицо Шалом Харлоу. Это один из тех ароматов, которые я ношу так долго, что как и о близком родственнике мне сложно сказать о нем что-то определенное. Восточный, роскошный, женственный – все эти слова стали энциклопедичными определениями, не несущими для меня уже никакого смысла. Но я попробую разложить его на элементы в попытке разгадать секрет его силы.
Начало аромата яркое и короткое, как вспышка. Бергамот и лимон сплавлены в единое целое, переливающееся, как ртуть. Ароматы дома Герлен славятся бесшовными соедниеними. Гесперидная увертюра звучит на мне недолго. Она как трамплин к последующему взлету уже других героев. За гладкими, отполированными холодными цитрусами появляется боб тонка чтобы остаться до финала. При всем своем многоообразии, мой Shalimar – это ода бобу тонка. И даже когда на коже разогреваются смолы и бальзамы, боб тонка парит над ними, как подброшенный в воздух теплый и шершавый белый мячик. С цветами мне повезло меньше. Сколько я не носила Shalimar, ни роза, ни жасмин ни разу не выдали своего явного присутствия. Этот классический дуэт незаменим в построении парфюмерной композиции и пронизывает ее незримо, как пятый элемент. А как бы хотелось хоть на несколько мгновений почувствовать его в Shalimar в земной, не эфирной ипостаси! Впрочем, недостатка земного и чувственного в старых духах нет. Но самое драгоценное таится на дне аромата. В моем первом флаконе Shalimar умерло все, кроме амбры. Но была самая прекрасная амбра из всех, что мне доводилось слышать. Она была сухая и горячая, как песок, и в то же время рыхлая и влажная, с озоново-йодистым привкусом. Сквозь амбру Shalimar дышало море. Нашему холодному и серому Северному морю Shalimar добавляет того тепла и чувственности, которого ему так не хвататет. С тех пор я люблю носить Shalimar у моря. И подбрасывать белые мячики в небо.
Shalimar Guerlain (Jacques Guerlain, 1925): bergamot, lemon, mandarin, rose, jasmine, orris, vetiver, heiotrope, opoponax, vanilla, civet, Peru balsam, benzoin, tonka bean, ambergris.
Shalimar ad with Shalom Harlow is from parfumsdepub.net
(translation by Marina)
Liu Guerlain
Звенящие, пронзительные альдегиды и ….ослепительно-белая кожа. Liu раскрылась на мне кожей! Этим она мне напомнила мой любымый кожанный аромат: Cuir de Russie Chanel. Они оба – как два сообщающихся сосуда. Понижаем уровень альдегидов в Лиу (или Лю?) – получаем Русскую кожу, понижаем ровень кожи в Русской коже – получаем Лиу.
Liu часто сравнивают с другими альдегидными ароматами того времени: Chanel No.5 и Сhanel No. 22 . По легенде Liu были сделаны для Роуз Кеннеди, которая захотела свою личную “Пятерку”. С No. 22 сходство заканчивается на слове “альдегиды”, характеры у них совсем разные. Альдегиды в 22 отчаянно-шершавые, до слез, до кома в горле. В Liu они идеально- аристократичны, эмоции остаются за кадром.
Liu – героиня оперы Пуччини “Принцесса Турандот”, пожертвовшая своей жизнью ради любви (как это не банально!). Премьера оперы состоялась после смерти композитора, 25 мая 1926 года в Миланском театре “Ла Скала”.
Liu Guerlain (Jacques Guerlain, 1929) : Bergamot, neroli; Jasmine, May rose, iris; Amber, vanilla, woods.