“Так было всегда: запах горького миндаля наводил на мысль о несчастной любви…”

Габриель Гарсиа Маркес

“Любовь во время чумы”

Запах горького миндаля мне никогда не нравился. Есть в нем что-то смертельно-неприятное, как сигнал тревоги. Я различаю различает мельчайшие нюансы этого запаха, цианидные призраки я слышу даже в тех парфюмах, где нота миндаля не ярко выражена. Горький миндаль отличается от сладкого наличием гликозида амигдалина, который в присутствии воды легко разлагается на глюкозу, бензальдегид и цианистый водород. Аморфный амигдалин содержится в листьях лавровишневого, персикового и вишневого дерева, кристаллический – в коре черемухи, в цветах чернослива, в абрикосовых, персиковых, вишневых (вот откуда цианидные нотки в вишнево-табачной Fifi!) и яблочных косточках.

Цианистый водород aka синильная кислота – сильный яд нейротоксического действия. При попадании в организм он блокирует клеточный фермент цитохром с-оксизазу. Клетки теряют способность усваивать кислород из крови и организм погибает от внутритканевой асфиксии. Смертельная доза для взрослого – 50 свежих миндалин. Водный раствор и пары цианида калия для некоторых людей имеют запах горького миндаля, а для некоторых ничем не пахнут. Способность различать запах синильной кислоты предположительно определяется наличием определенного гена. Учитывая токсичность кислоты, это весьма полезное умение. У меня этот ген точно есть, иначе как бы миндаль попал в рязряд нелюбимых парфюмерных компонетнов. Эта нелюбовь распространяется и на марципановую массу и различные ликеры и настойки с запахом горького миндаля.

До определенного времени я была уверена, что никогда не буду носить парфюмов с ярко выраженной нотой миндаля. Моя уверенность подкреплялась и тем, что эти ароматы часто относятся к разряду “съедобных” – еще одному парфюмерному табу. Мораль сей сказки стара как мир – никогда не говори никогда.

Rahät Loukoum покорил меня с первого вдоха. Это настолько хорошо сделано, что мои личные предпочтения растаяли в воздухе облачком сахарной пудры. В этом аромате воплотился образ моего любимого розового лукума. Я покупаю его не в турецких лавочках, а в Оттомании. В этот магазин я всегда вожу гостей, когда показываю им город. Без коробочки лукума оттуда еще никто не уходил. Их лукум не слишком сладкий, с насыщенным розовым запахом и вкусом, не вязкий, упругий, тающий во рту. Сладкоежка Ляля удостоила его звания “самого лучшего рахат-лукума”.

Лукум Лютанса это не сам десерт, а воспоминание о нем, иллюзия вкуса и запаха. В нем сочетается несочетаемое. При почти фотографической передаче всех оттенков вкуса – тонкой, как шифон, сахарной пудры, сочного и рыхлого марципана, вяжущего привкуса вишневых косточек и розовых лепестков, горько-сладкой ванили и бобов тонка – его не хочется съесть. Думаю, что  дело в альдегидах. Это они придают композиции абстрактность и элегантность.  Аромат внесезонен. В любую погоду сидит одинаково тонко и сухо, не скукоживается в холоде, не растекается паточной массой в жару.  В нем уютно и немного грустно, хочется уединения и тишины. И может даже подумать о несчастной любви или о том, что никогда не надо говорить никогда.

Фотография лукума  Ottomania.

Rahät Loukoum (Cristopher Shaldrake, 1998): white almond, crushed cherry pits, hawthorn, heliotrope, Turkish rose, balsam, tonka bean, aldehydes, white honey, musk and vanilla.