О форме
Несостоявшееся венчание Прони было запланировано на пасхальное воскресенье.
Пересматривала этот фильм неделю назад, и все время вспоминала его по ходу дискуссии о нюхать vs слушать. А потом прочла и саму пьесу.
Прокіп Свиридович. Вибачайте, добродію, ми люди прості, що чули… Так ви, значить, не його, не цилюрника синок?
Голохвостий (змішавшись). То єсть по натурє, значить, по тєлу, как водиться; но по душе, по образованості, дак ми уже не та хворма…
Проня. Авжеж, образованний человєк: хіба-развє можна його рівняти до простоти?
Явдокія Пилипівна. Куди нам там?!
Прокіп Свиридович. Так, так…
…
Прокіп Свиридович. Гм, гм… дак ви уже цилюрні не держите?
П р о н я. Я уже раз вам гаварила: палікмахтерська, а ви все-таки цилюрня, цилюрня!
Как эту профессию не называй, хоть стилистом, а смысл остается одним и тем же: наведение порядка на голове (в голове – это уже к другим мастерам). Хотя подмена существительного по сравнению с подменой и вытеснением глагола более частое и не столь радикальное для развития языка событие.
Называть вещи своими именами
Почти все авторы, попавшие в сборник “Ароматы и запахи в культуре”, единодушны в том, что обоняние – это самое примитивное, низменное чувство. Нюхать стыдно и неприлично. То ли дело созерцать, слушать…Как подтверждение этому все чаще встречающееся слово “слушать”, по отношению к запахам. Хотя и здесь мне лучше употребить слово “ароматам”. Так и представляется духовно-богатая дева с надушенным блоттером. Мне эта ситуация с “прослушиванием ароматов” кажется немного комичной. Как будто пытаются придать какое-то особое значение простым, естественным вещам, которые сами по себе являются достаточно ценными. Я понимаю, что запахи мы “слышим”, но это не во всех языках так. Хотелось бы услышать (несмотря на то, что я это прочту) какие мысли по этому поводу у филологов.
У других чувств сложились свои пары: слушаю – слышу, смотрю – вижу. И только с обонянием не сложилось. Само слово “нюхать” ограничено в применении, а пару приходится заимствовать: слышу, чувствую.
Дополнение от Анны Герасимовой, натурального парфюмера из России:
“Я спросила у мамы и бабушки, и по их словам, в советские времена духи нюхали. То есть, они вообще не помнят употребления слова “слушать” по отношению к духам. В дореволюционной книжке по парфюмерии, цитирую: “парфюмерия – искусство составлять приятные для обоняния смеси душистых веществ, соответствующие запаху цветов или имеющие своеобразный или сложный запах”. И тут везде – запах и нюхать, без каких-либо лишних смыслов или отсылок к физиологии. При том, что на момент написания книги (1915) в моде волновая теория обоняния и в тексте попадаются прелестные сравнения розы и радия в плане невидимого волнового воздействия на человека *)
Просмотрела старые рекламки Брокара и Ралле – тоже везде запах духов, не аромат. “Дивный, нежный запах ландышей” и “сильный стойкий запах для любителей оригинальных парфюмерий” *)
У Веригина уже “ароматы”, “душистости” и “благоухания”, но он их по-прежнему нюхает, сравнивает, анализирует. Не “слушает”.”
Из книги О. Вайнштейн “Ароматы и запахи в культуре”
“Девальвация обонятельного аспекта в современной западной культуре есть прямое следствие ревальвации чувств, имевшей место в XVIII-XIX столетиях. Философы и ученые этого периода решили, что в то же мере, в какой зрение есть превалирующее чувство разума и цивилизацииб все, что связано с восприятием запахов, есть знак безумия и дикости. Как доказывали Дарвин, Фрейд и другие, в процессе эолюции чувство обоняния отступило на задний план, а зрение приобрело первостепенное значение. Тем самым современные люди, придающие большое значение запахам, были сочтены либо недостаточно развитыми дикарями, дегенеративными маргиналами, либо не вполне нормальными психически: извращенцами, безумцами или идиотами.”
Констанс Классен, Дэвид Хоувз, Энтони Си
“…Тот, кто видит, не слыша, гораздо более смущен, обескуражен и обеспокоен, чем тот, что слышит, не видя. Здесь, вероятно, заключен момент, важный для социологии большого города. Жизнь в нем, по сравнению с малым городом, обнаруживает гигантский перевес оптического восприятия Других над акустическим, и не только потому, что на улицах в малом городе человек сравнтельно часто встречает знакомых, с которыми он обменивается парой слов и вид которых воспроизводит для него всю ичность, а не только ее видимую часть, дело прежде всего в общественном транспорте. До распространения автобусов, поездов и трамваев в XIX веке люди вообще не попадали в ситуации, когда они могли или должны были смотреть друг на друга в течении многих минут или часов, не разговаривая при этом друг с другом. Современный транспорт во все возрастающей мере отдает водавляющую часть всех чувственных связей между людьми во власть одного лишь знения и неизбежно изменяет тем самым в корне условия функционирования общих социологических чувств. Только что упомянутая (ранее в тексте) большая загадочность человека, которого мы только видим, по сравнению с тем, которого мы слышим, является в силу упомянутого дисбаланса, составной частью проблематики современного жизнеощущения, чувства дезориентации в жизни, одиночества и впечатления, что нас со всех сторон окружают запертые двери”
“По сравнению со зрением и слухом, социологическое значение низших чувств второстепенно, хотя значение обоняния не настолько мало, как можно было бы предположить ввиду свойственной этому чувству тупости и неспособности к развитию. Нет сомнения в том, что каждый человек наполняет окружающий его слой воздуха характерным запахом, причем существенным для возникающего таким образом обонятельного впечатления является то, что аспект чувственного восприятия, касающийся субъекта, т.е. его удовольствие или неудовольствие, в нем значительно преобладает над восприятием, направленнным на объект, т.е. познанием.”
Дальше идут совершенно неполиткорректные вещи о рассовой (упущу) и классовой неприязни. Помним, что это 23-й год:
“Личный контакт между образованными людьми и рабочими, который так часто так активно пропагандируется в качестве важного фактора современного социального прогресса, – то самое, принятое уже и образованными в качестве этического идеала, сближение двух миров, ”из которых один не знает как живет другой”,– оказывается невозможным просто в силу непреодолимости обонятельных впечатлений.”
Далее автор пишет о том, что представители высших сословий готовы пожертвовать значительной долей личного комфорта, но не согласились бы соприкасаться с народом и привязывает это нежелание к обонянию: никакое созерцание пролетарской нищеты не потрясает нас так чувственно, как дух подвальной квартиры или притона.
Георг Зиммель. Из “Эскурса о социологии чувств” (1923 год!)